– А потом?

– А потом привезла бы домой не шестерых животных, а гораздо больше. Господи, да я бы людей привезла!

Профессор с громким хлопком,  – о чем он немедленно пожалел,  – закрыл книгу, подошел, чтобы вернуть ее на место, к полке, и замер, задумавшись о чем-то своем.

– Так-то оно так,  – сказала Мария,  – но даже если это существо, эта, э-э, маленькая леди и происходит из Лиллипутии или Блефуску, я не вижу, чем это нам может помочь.

– Не видишь?

– Она же не ест ничего.

– Не ест? storepop.ru

– И ничего не делает.

Профессор сложил за спиною руки, пошаркал ногой по полу и грозно нахмурился.

– И мне с ней совсем не весело.

Услышав это, Профессор закусил бороду, выкатил глаза и гневно уставился на Марию. Затем глаза его вернулись на место, бороду он изо рта вынул, а гостью свою смерил надменным взглядом.

– А почему, интересно, она обязана тебя увеселять?

– Почему она обязана для тебя что-то делать?

– Почему она обязана есть?

– Она что – твоя собственность?

Мария нервно переплела пальцы, и старик, присев рядом с ней на ящик из-под мыла, взял ее за руку.

– Дорогая моя соседка,  – сказал он,  – я могу пообещать тебе только одно, а именно,  – я не стану спрашивать, как бы тебе понравилось, если бы тебя завернули в носовой платок. Потому что я сознаю: речь идет не о тебе, завернутой в этот самый платок, а вот об этой особе. Но один совет я тебе все-таки дам. Как мы с тобой знаем, жизнь моя сложилась неудачно. Я не правлю людьми, я не обманываю их ради приобретения власти, не мошенничаю, чтобы сделать их достояние своим. Я говорю им: пожалуйста, вы можете свободно идти своей дорогой, а уж я, как сумею, постараюсь идти моей. Так вот, Мария, хоть это и не модный ныне образ мысли,  – даже не сулящий успеха, я все-таки верю в одно: людей тиранить нельзя, нельзя пытаться возвеличить себя за счет их малости. Дорогая моя, в тебе-то, во всяком случае, величия и так предостаточно, тебе вовсе нет нужды помыкать другими, чтобы его доказать.

– Но я же не собиралась причинять ей никакого вреда! И помыкать я ей не хотела!

– Да, но не способна ли она причинить тебе вред? Задумайся на минуту о том, что может случиться. Допустим, ты сумеешь ее приручить, допустим, ты сможешь даже приручить всех остальных людей, живущих на острове Отдохновения. Нет сомнений в том, что их там немало. И какой бы доброй ты ни была, ты станешь тогда Важной Шишкой, а они – мелкой шушерой, не стоящей заглавной буквы. Они будут зависеть от тебя, ты – командовать ими. Они станут холопами, а ты – деспотом. Ты думаешь, и тебе, и им будет от этого лучше? Помоему, это обратит их в ничтожества, а тебя – в пугало.

– Да не собираюсь я их пугать!

– Нет?

– Я бы им помочь постаралась.

– Да, но знаешь,  – Бог помогает тому, кто сам себе помогает.

Мария вытащила драный носовой платок, и начала скручивать его, рискуя обратить в клочья.

– Так что же мне делать?

Профессор с трудом поднялся, подошел к затянутому паутиной окну и замер, глядя сквозь стекло.

– Не мне тебе указывать.

– А что бы ты сделал, Профессор?

– Я бы отвез ее на остров и отпустил подобру-поздорову.

– И не встречался бы больше с ее народом?

– И больше бы не встречался.

– Профессор,  – сказал Мария,  – я же могу помочь им, если мы иногда будем встречаться. Я могла бы для них что-нибудь делать. Я копать умею.

– Это ни к чему. Копать они должны сами.

– Мне же совсем некого любить.

Он повернулся к ней и надел очки.

– Если они тебя любят,  – сказал он,  – тогда все в порядке. Тогда и тебе их можно любить. Но неужели ты думаешь, Мария, что сумеешь заставить их полюбить тебя такой, какая ты есть, хватая их и заворачивая в грязные носовые платки?