– Лично я полагаю, что, попав в рискованную ситуацию, самое правильное – это взглянуть опасности в лицо, позволить ей осуществиться и пройти через нее,  – вместо того, чтобы оставлять ее висеть над твоей головой. Если бы я был лиллипутом, я, скорее всего, предпочел бы, чтобы меня обнаружили и обратился бы в суд,  – вывел бы все это дело на свет и добился хоть какой-то определенности, вместо того, чтобы таиться в сумраке вечного страха быть обнаруженным.

– Ты же сказал, что от закона o-pop.ru им ждать нечего.

– Да, боюсь, что так.

– Но почему,  – спросила Мария,  – мы не можем помешать мисс Браун их обнаружить?

– Так в том и вопрос, можешь ты или не можешь. Дети по сравнению с взрослыми находятся в ужасно невыгодном положении. Если твоя гувернантка всерьез решит вытянуть из тебя, где ты взяла спруг и все остальное, она будет неделями тебя донимать, отправлять в постель без ужина, держать на воде и хлебе, выгонять на прогулку в футбольных бутсах,  – и смею сказать, особа ее калибра способна куда как на худшее.

При мысли о том, на что в самом деле способна мисс Браун, настроение у Марии упало. Она знала, что той ничего не стоит побить ее, и при мысли об этой возможности ее маленькое женское сердце сжалось,  – в предвкушении не только мучительной боли, но также и унижения и мерзостности, присущей самим побоям. На несколько страшных секунд она предстала перед своим внутренним взором такой, какая она есть на самом деле,  – и усомнилась, удастся ли ей сохранить в подобных условиях даже наиважнейшую тайну. Тем не менее, она с отвагой сказала:

– Ну и пусть, мне все равно.

– Ты можешь, конечно, думать, что тебе все равно, но представь, как оно тянется месяц за месяцем.

Они обсуждали эту проблему больше часа, отчего проблема яснее не стала, и, наконец, Завоевательнице лиллипутов настала пора отправляться домой.

Кстати о Завоевателях,  – под конец, мысли Профессора укатили куда-то в сторону, и он силком всучил Марии две посвященных Конкисте книги Прескотта. Он сказал, что эти книги покажут ей, что способны вытворять человеческие существа с новооткрытыми народами, если народам этим выпадает несчастье представлять собой какую-то ценность.

Между тем, в доме викария велись совсем иные беседы.

Крючок, на котором мисс Браун держала мистера Хейтера, был вот какого рода. Мисс Браун приходилась Марии родственницей,  – хоть и очень дальней, но зато единственной из живущих. Помнишь, я упоминал о пропавшем пергаменте, в котором говорилось о наследовании Мальплаке? Викарий полагал, что если его удастся найти и немного подчистить, то можно будет обратиться в суд с иском, основанным на норме mort d'ancestre, и тогда огромные деньги, которые предстояло унаследовать Марии, достанутся мисс Браун.

Потому-то викарий и слонялся день за днем по дворцу,  – он разыскивал тайники. Сумей он найти пергамент и подделать в нем, что требуется, он женился бы на мисс Браун,  – ради денег, поскольку, вообще говоря, эти двое друг дружку ненавидели. Впрочем, в случае удачи, их связало бы преступление, да и для осуществления их замысла, требовались, с одной стороны, его познания, а с другой,  – ее имя. Ты, наверное, думаешь, что викарии обычно не склонны заниматься подделками, и действительно, попадаются временами такие, относительно которых это утверждение справедливо; но душа человека, дорогая моя Амариллис, устроена до чрезвычайности странно, и остается лишь удивляться тому, во что способны уверовать даже викарии, если этого требуют их интересы. Так или иначе, но, прибегнув к доводам странным, путаным и окольным, мистер Хейтер смог убедить себя, что если некто, отыскав старинный документ, трактующий о праве владения, немного изменит его содержание, то ничего дурного он при этом не сделает. Что ни говори, а ему, чтобы доказать существование документа, пришлось потрудиться, копаясь, будто угрюмому старому стервятнику, в Британском музее и в Государственном архиве, Мария же ради этого и пальцем о палец не ударила. Во всяком случае, такой он был человек и все тут. Существуют люди, которые, решительно отвратив мысли свои от греховных поступков, затем уже совершают их со спокойной душой.

Вот к их числу и принадлежал викарий, что вовсе не мешало ему каждое воскресенье проповедовать в обветшалой церковке, свирепо обличая свою паству в разного рода темных грехах.